Отцовские часы ничего такого не умели.
Артур гордился ими. Он никогда не смог бы купить такие часы на собственные деньги. Их подарил ему на день рождения (на двадцатидвухлетие) богатый, замученный совестью крестный, позабывший к этому дню не только точный возраст Артура, но и его имя. Часы показывали время, день недели, число, фазы луны; на их исцарапанной задней крышке до сих пор можно было разглядеть надпись «Альберту в день рождения, 21» и совершенно бессмысленную для Артура дату.
За последние несколько лет часам довелось пережить немало всяких передряг, большая часть которых являла собой открытое издевательство над правилами их эксплуатации — не говоря уж о тех неписаных правилах, что предписывают пользование данным механизмом в специфических гравитационных и магнитных условиях планеты Земля с длиной суток двадцать четыре часа, и чтобы планета при этом не взрывалась и т. д. Так что, если бы часы сломались, их швейцарские изготовители лишь развели бы руками в ответ на упрек Артура.
Артуру еще повезло, что часы были механические, с ручным подзаводом: окажись они кварцевыми, где бы он в Галактике нашел батарейки той формы, размера и мощности, которые на Земле считались совершенно стандартными?
— Ну так что значат все эти цифры? — спросила Рэндом.
Артур взял у нее часы.
— Вот эти цифры на ободке означают часы. Надпись в этом маленьком окошечке справа — «ЧЕТ» — означает «четверг». Рядом цифры — 14. Значит, сегодня четырнадцатый день месяца мая — название месяца вот в этом окошке. А это полукруглое окошечко сверху показывает фазу Луны. Другими словами, оно говорит, какая часть Луны освещена Солнцем в ночное время; это зависит от взаимного положения Солнца, Луны и… ну и Земли тоже.
— Земли, — эхом повторила за ним Рэндом.
— Да.
— Это откуда родом ты и мама тоже?
— Да.
Рэндом забрала у него часы и еще раз пристально осмотрела их. Потом поднесла к уху и удивленно прислушалась.
— Что это за звук?
— Это они тикают. Это голос механизма, который приводит в движение стрелки, он называется часовым механизмом. Он состоит из сцепленных друг с другом зубчатых колесиков и пружин, которые сообщают стрелкам нужную скорость, чтобы те показывали часы, минуты, дни и так далее.
Рэндом неотрывно смотрела на циферблат.
— Тебя что-то смущает? — спросил Артур. — Что именно?
— Смущает, — ответила наконец Рэндом. — Почему нельзя было сделать их электронными?
Артур предложил пойти погулять. Он чувствовал, что накопилось довольно много вещей, которые стоит обсудить, а настроение Рэндом наконец-то казалось если не благодушно-жизнерадостным, то хотя бы не плаксивым.
Что до Рэндом, то ей все было крайне странно. Будем к ней справедливы — она капризничала вовсе не нарочно. Если называть вещи своими именами: она просто не знала, что можно вести себя как-то иначе.
Кто этот дядька? Как ей полагается жить? Где та планета, на которой ей полагается жить? И что это за Вселенная беспрестанно хлещет ей в уши и давит на глаза? Для чего все это? Чего от нее хотят?
Она родилась на борту звездолета, летевшего из какого-то «откуда-нибудь» в какое-то «куда-то», а по прибытии оказалось, что конечный пункт рейса — лишь начальный пункт следующего, и опять был долгий перелет «куда-то еще» и так далее, и тому подобное.
Поэтому ее нормальным состоянием было ожидание распоряжения собрать вещи и вновь отправиться в дорогу. Она привыкла к тому, что все время находится НЕ НА СВОЕМ МЕСТЕ.
Непрерывные путешествия во времени тоже добавили сумятицы: так что она привыкла не только к тому, что находится не на своем месте, но и к тому, что находится не в своем времени.
Конечно, сама она этого даже не осознавала: ведь жить по-другому ей пока еще не доводилось, и ей никогда не казалось странным, что, куда бы она ни попадала, ей приходилось то навешивать на себя свинцовые грузила, то надевать антиперегрузочный костюм — а уж специальный дыхательный аппарат вообще прирос к ее лицу. Единственными мирами, где она чувствовала себя хорошо, стали миры, которые она создавала сама для себя — виртуальные миры в электроклубах. Ей и в голову не приходило, что в реальной Вселенной можно чувствовать себя на своем месте и в своей стихии.
Не была исключением и эта планета — эта драная Лемюэлла, — куда запихнула ее мать. Не был исключением и этот человек, который, сам того не зная, подарил ей бесценную жизнь только для того, чтобы получить место в первом классе. Хорошо еще, он оказался на поверку довольно добрым и безобидным, а то могло дойти до неприятностей. И это не пустые слова: в кармане у нее на всякий случай был припасен острый камень, которым она могла доставить кучу неприятностей кому угодно.
Выходит, опасное это дело — пытаться взглянуть на мир с абсолютно чуждой тебе точки зрения.
Они сидели на месте, которое особенно нравилось Артуру: на склоне холма, обращенном к долине, в которой угнездилась освещенная лучами заката деревня.
Единственное, что раздражало тут Артура, — это то, что отсюда виднелся маленький кусочек соседней долины, где глубокая черная плешь в лесу отмечала место гибели его лайнера. Хотя, возможно, именно это и заставляло его приходить сюда. Столько вокруг было мест, с которых открывался замечательный вид на живописные холмы и долины Лемюэллы, но ноги несли его только сюда, где взгляд царапала чуть видная отметина боли и ужаса.
С той минуты когда его вытащили из-под обломков, он ни разу еще не возвращался туда.